Чем занимается отдел расследований «Либо/Либо»?

Наш отдел выпускает самостоятельные независимые журналистские истории.

То, что мы делаем — в частности тру-крайм, но мы расследуем сами, а не рассказываем по-новому уже случившееся истории. Это скорее отдел, который занимается журналистикой, и это то, что мы хотим развивать в подкастинге.

Моя задача как руководительницы — чтобы люди, которые работают над этими историями, получали удовольствие и занимались любимой работой. Я очень много думала о журналистике и начала ценить это ремесло гораздо больше, чем раньше.

Мне хочется, чтобы люди, которые работают в журналистике, имели возможность делать это, как им нравится, с тем погружением и той остротой и наблюдательностью, которые им присущи.

Мы подбираем команды под конкретный проект. И часто это люди из «Либо/Либо», которые работают при этом еще над кучей других подкастов.

При этом в отделе расследований есть три человека-авторки, которые работают фулл-тайм: я, Полина Агаркова и Аня Карпова.

Количество людей, которые работают в отделе расследований, напрямую зависит от наших возможностей. Этих возможностей пока не то чтобы очень много. Я знаю, что есть люди, которые хотят с нами работать. Они появляются, их становится больше после того, как выходит каждый проект. Дальше мы как-то придумываем: можем мы их подключить или не можем?

И тут, мне кажется, главное — это интерес и любовь к этому непростому делу, которое подразумевает любопытство, которое отодвигает на задний план стеснение, неуверенность, сомнения. И желание докопаться до людей, до обстоятельств. Пойти разными сложными, непроторенными дорожками.

К сожалению, далеко не все, кто хочет работать с нами, понимают, что это реально главное. То есть инициатива, собственное видение того, как и что именно надо делать и желание вот прям до всех докапываться, не оставлять.

Очень сложно бывает разговаривать с людьми, которые не хотят этого и сделают все, чтобы с тобой не говорить. Но это точно стоит того, потому что я считаю, что задача журналиста — это сделать все для того, чтобы получить ответы на свои вопросы. Особенно, потому что речь идет о преступлениях, над которыми не работают правоохранительные органы.

И дело даже не в том, что мы пытаемся стать каким-то прокурорами или следователями, а в том, что мы хотим задать вопросы, на которые люди должны ответить.

Еще важно, что есть люди, которые хотят с нами работать, но потом начинают понимать, что это просто слишком тяжелый контент, который они не вывозят эмоционально. Уровень напряжения, к которому они не были готовы. И мы это тоже понимаем, и у нас никаких вопросов – иногда бывает так, что этим заниматься слишком сложно.

Пока этого нет. Но я и все наши сотрудники проходят сами по себе регулярную психотерапию. Я знаю, что те люди, с которыми я близко работаю, заботятся о своем ментальном состоянии. Им важно сделать свою работу, и они умеют профилактировать выгорание и отделять себя от истории.

Поэтому в этом смысле я не волнуюсь. Конечно, хотелось бы, чтобы поддержка и помощь были системными. Можно было получить их в любой момент. Пока у нас такой возможности нет, но мы друг за другом следим, и никто у нас пока не в опасности в этом смысле.

Мне кажется, это правильно — помогать журналистам справляться с профессиональным стрессом. И мне бы хотелось, чтобы это было везде, в любой редакции, и чтобы об этом вообще отдельно думали.

Там было много откликов, они до сих пор продолжают приходить. Это, безусловно, один из способов добывать истории. Хотя я не могу сказать, что у нас есть какой-то недостаток в темах, потому что многие пишут по собственной инициативе. Это каждый раз для меня болезненный момент, когда приходится отказываться от каких-то сюжетов просто потому, что я понимаю, что мы не справимся сейчас с такой нагрузкой.

И я передаю эти сюжеты коллегам в другие издания. И каждый раз думаю: «Боже, как меня душит жаба». Но передаю.

Мы отталкиваемся от того, что присылают. Это важно в работе, чтобы хотя бы часть героинь и героев были заинтересованы в том, чтобы такие расследования выходили. Поэтому пока мы берем те истории, которые приходят к нам сами, а не те, которые мы накопали.

На самом деле журналисты – Social Justice Warriors, которых сильно не хватает. Они берут на себя функцию людей, которые не дают чудовищным преступлениям и чудовищным проявлениям человеческой натуры остаться нерассказанными.

Мир уродлив. Люди делают отвратительные вещи. Это важно знать, это важно понимать, и это важно — спрашивать этих людей: «Почему вы делаете эти вещи?».

Основная проблема в том, что у меня буквально на позапрошлой неделе была ситуация: я приезжала в Берлин, и мне по пути читательницы рассказали историю, которую стоило бы расследовать, и нужно было сделать это именно в Берлине. Я автоматически начала думать, как мне сейчас перестроить свое расписание, чтобы туда вставить еще десяток интервью.

Но я себя остановила, потому что я поняла, что мне нужно доделать то, что делаю уже. Поэтому нужно понимать, что мы должны все время соотносить реальность с нашими возможностями и, соответственно, брать новые сюжеты только если у нас есть время, возможности и желания.

Постоянно приходится принимать решение: вот эта конкретная поездка точно мне нужна, что кровь из носу или можно как-то обойтись? Эти решения должна принимать я.

У нас сейчас в отделе расследований происходит работа над тремя подкастами. Это очень масштабные проекты. Над двумя из них мы работаем уже четыре-пять месяцев.

1. Проект Ани Карповой про культуру насилия над детьми в учреждениях, куда их отдают родители: в школах, в детских садах, секциях, спортивных кружках и т.д.
   То, что Аня пытается сделать — это разгадать загадку, почему люди, которые должны участвовать в воспитании или помощи родителям, применяют к детям насилие?
2. Англоязычное тру-крайм расследование, которое выйдет, я надеюсь, осенью. И это попытка сделать большое международное расследование с очень страшным сюжетом на английском языке. И я не могу сказать про что оно, но когда оно выйдет, то все узнают.
3. И третий проект, который мы делаем на русском языке — им как раз занимается Полина Агаркова вместе со мной. Я тоже надеюсь, что он выйдет осенью. Это будет русскоязычный нарративный подкаст-исследование важного феномена для российского и построссийского общества. Мы задаем неприятные вопросы большому количеству людей и пытаемся найти на них ответы, разобраться в том, как работает в современном мире справедливость, возмездие.

Расследовательский подкаст отличается от любого другого тем, что там нужно предпринимать отдельные усилия, связанные с тем, что мы называем osint — разведкой по открытым данным. Это когда специально обученный человек находит нам контакты тех, кто не хочет, чтобы их контакты были найдены.

Мы уделяем отдельное внимание тому, чтобы структурировать полученную информацию, и это тот случай, когда мы делаем расследовательские доски. Это происходит в каждом проекте. Раньше они были аналоговыми, теперь они переехали в онлайн.

Мы узнаем из каждого нового интервью какие-то новые подробности. Все это попадает на расследовательскую доску и в зависимости от того, что мы узнаем из каждого нового интервью, мы понимаем, какие еще действия нам надо совершить для того, чтобы ответить на те вопросы, которые конкретно этот сюжет у нас вызывает.

Действительно, есть очень сложные и запутанные сюжеты, в которых приходится много времени посвящать тому, чтобы выкапывать непонятное и разговаривать с людьми, которые очень давно, например, не хотят вспоминать свое собственное прошлое.

Поэтому главное отличие заключается в том, что это постоянное построение истории. И мы эту историю не знаем заранее. Мы ее раскапываем в процессе работы.

Интервью приходится брать в разных сеттингах. В большинстве случаев это можно сделать с любым человеком из любой точки мира, но бывает и такое, что приходится куда-то ехать и брать интервью вживую в других местах.

Еще важное свойство расследовательских подкастов в том, что они требуют работы ногами. Это буквально репортерская работа, когда для того, чтобы узнать где, что и как тебе приходится попытаться понять, как устроена жизнь человека, его работа, и в зависимости от этого его искать.

Этапы работы такие:

1. Мы сначала собираем фактуру. Это самый большой, длинный этап. Он может занимать, например, полгода, хотя в классных американских расследовательских подкастах и в американском тру-крайме он продолжается годами.
2. Дальше месяц-два-три или сколько требуется происходит этап написания сценариев – это тот этап, когда я стараюсь сделать так, чтобы и у авторов, и у меня самой, если я сценаристка, вообще ничего не происходило. Я могла запереться в каком-то закрытом помещении и писать. Очень важно, как рассказывать эти истории. Они могут быть отталкивающими в каких-то моментах, но моя задача сделать так, чтобы их послушало как можно больше людей.
3. Монтаж идет обычно параллельно со сценариями, то есть пишется первый эпизод, и он уходит в монтаж.

Мне никогда не было принципиально важно количество прослушиваний или просмотров. Я считаю, что не этим измеряется качество работы. Оно измеряется глубиной прослушивания. И мне кажется, что даже если один человек на всем белом свете послушает подкаст целиком, и это каким-то образом изменит его день, его мировосприятие, то это уже хороший результат.

Разумеется, было бы хорошо и приятно потом получить Пулитцера за свою работу, но я не считаю, что, не получив его, кто-то из нас будет сильно расстроен.

Мы получаем удовольствие от своей работы, потому что она нам кажется интересной, увлекательной и важной. Да, местами страшной и стрессовой, но, тем не менее, важность пересиливает все остальные соображения.

В общем, у меня главный KPI – чтобы все люди, которые работали над нашими проектами, получали много удовольствия, потому что за счет удовольствия всегда проявляются лучшие стороны каждого человека.

Точно нет. Подкасты – очень понятный и довольно дешевый жанр в производстве. Все что тебе нужно – хороший микрофон, который ты несешь с собой.

Я вообще не хочу думать про видеоверсии, честно говоря. Мне гораздо важнее сделать хорошую журналистскую работу с рекордером вдвоем.

Подкасты дают тебе возможность записать важные вещи, и при этом ты не лезешь никому в лицо с камерой и объективом.