Документальный подкаст студии «Толк» «Побочные эффекты» начинается с локальной трагедии: зимой 2022 года в Узбекистане десятки детей оказались в реанимации с острой почечной недостаточностью. Расследование журналиста Кирилла Букетова вывело эту историю на глобальный уровень — в мир фармацевтических корпораций и теневых рынков лекарств.
Как подойти к такой тяжелой теме сценаристу и редактору? Как оставаться объективным, пропуская через себя свидетельства огромного коллективного горя? И как удержать внимание слушателя, не прибегая к эмоциональным манипуляциям? Об этом мы поговорили с редактором подкаста «Побочные эффекты» Галиной Мосаловой.
Идея подкаста
— Как вы отнеслись к идее этого подкаста, когда впервые о нем узнали? Что вас зацепило в этой истории?
Я уже несколько лет занимаюсь историями, связанными с тем, что называется bigfarm. Это большие международные фармацевтические компании, работа которых очень плотно связана с социальными процессами. Я узнала про узбекистанскую трагедию от студии «Толк», и сразу поняла, что это точное совпадение с моим интересом. Идея развернуть историю от локальной трагедии до глобального процесса для меня была максимально привлекательна. Я сразу сказала «да».
Создание подкаста
— С чего начинается работа сценариста над таким проектом? Какие первые шаги? Как разобраться в огромном количестве информации — интервью, документы, факты?
В таких случаях работа всегда начинается с майндмэпа – буквально на доску выкладываются все имеющиеся кусочки информации. Так сразу становится понятно примерное наполнение эпизодов, появляются важные структурные вопросы и становятся видны логические дыры. Бывает, что просто пытаясь рассказать историю линейно, уже возникают точки, которые приходится подробно разбирать.
Например, в этой истории было два случайных фактора: с одной стороны, они, в том числе привели к трагедии, а с другой — усложнили понимание произошедшего. Оба факта были связаны с протоколами тестирования. Мы поставили перед собой задачу обработать максимум открытых данных, но при этом не запутать слушателя.
Для меня в таких проектах важно в работе с материалом использовать жанровый подход. Если мы ориентируемся на жанр расследования или даже детектив, значит идеально бы, если в эпизоде будет подозреваемый. Мы будем расследовать его причастность или же просто задавать конкретный вопрос в начале эпизода и внутри искать на него ответ.
Например, что случилось с детьми, почему отказывают почки — они отравились. Почему они отравились? Родители неправильно давали лекарство? Или оно не подходило?
Ответ: в лекарстве был яд.
Кто должен был проверить, что лекарство безопасно? Где допустили фатальную ошибку: в Узбекистане или в Индии? Где произвели лекарство? Как вообще яд оказался в детском сиропе?
— В подкасте много тяжелых тем — как вам удалось удержаться от чрезмерной эмоциональности и не уйти в манипуляцию?
Внутри подкаста я выступала в роли редактора, и основной удар пришёлся на автора — Кирилла Букетова. Он ездил и общался с пострадавшими, присутствовал на суде. Я думаю, что наличие человека, менее вовлеченного эмоционально в судьбу героев, — важный момент для таких проектов.
Кирилл Букетов, автор подкаста «Побочные эффекты»: Слушать, как эти люди борются за жизнь своих детей очень тяжело. Для меня лично это было невыносимо. Не сказать, чтобы была какая-то уникальность — таких душераздирающих историй буквально десятки, если не сотни. И от этого становится еще страшнее, чем от того, что есть какая-то одна уникальная.
Трагедия обычно трогает людей, потому что она уникальна. Когда мы видим много таких ситуаций, это будто бы размывает личность. Делая этот рассказ, я пытался сохранить контакт с личностью. Если ты проникаешься как минимум одной-двумя такими историями, после этого уже сложно вернуться к «размыванию». Ты смотришь на эти цифры уже не как на единое число: то есть не «погибло 70 детей», а «погибло 70 детей по одному». 70 таких историй, после которых ты сидишь и плачешь. Ты берешь интервью и сдерживаешь слезы, а иногда, под конец, уже не сдерживаешь.
Мы часто смотрим на погибших в трагедии как на число. А такие подкасты должны напоминать людям о том, что пострадали отдельные личности. Личности, за которых нужно не отомстить, но добиться для них справедливости.
— Есть ли у вас внутренние правила или ориентиры, которые помогают правильно подать трагические события?
Нет, скорее речь про деликатность и человеческую адекватность.
— Какую ошибку сценаристам легче всего совершить в работе над такими проектами?
Моя задача как редактора и Кирилла как автора была в том, чтобы дать голос пострадавшим, услышать их историю. Но, когда ты начинаешь углубляться в расследование и уже по нескольким источникам собирать картину случившегося, масштабировать, становится ясно, что сам субъективный опыт героя может в неё не вкладываться. И это нормально!
Были моменты, когда действительно симптомы или описание болезни, какие-то мелкие детали не совпадали с тем, что должно было бы происходить именно в случае отравления этиленгликолем. Но мы понимаем, что наши герои находились в сильном эмоциональном стрессе, история случилась какое-то время назад, события могут в памяти собираться иначе. И наша задача была сохранить баланс между историей героя, как он ее рассказывает, и желанием сохранить цельную и однозначную картину для слушателя.
Это не ошибка, а тонкое место в работе с личными историями.
Сложности при создании подкаста
— Были ли моменты, когда хотелось остановиться или дистанцироваться от темы? Что помогало продолжать работу?
Нет, такого не было. Подкаст выходил в два этапа, между которыми был большой перерыв. С одной стороны, эта пауза позволила выдохнуть и переключиться на другие проекты. С другой — хотелось закончить именно этот подкаст быстрее.
Благодаря перерыву мы смогли дождаться итогов суда над обвиняемыми в отравлениях, который всё это время шел в Узбекистане. Итоги суда и выплаты родителям стали важной точкой в истории.
— Что стало самым сложным для вас при работе над этим проектом?
Самым сложным для меня было работать с записями из суда. Большая часть записей на узбекском, но по проскакивающим русским словам было довольно просто ориентироваться в расшифровке. Также на суде были люди, которые давали показания на русском. У всех истории одинаковые: ребенок заболел, его начали поить сиропом от кашля, ребенку становилось хуже — для всех начинались мучительные недели поиска причины такого состояния.
Естественно, люди плохо помнят точную последовательность событий (всё было больше года назад на момент суда) и такие подробности как: где купили сироп, как он назывался, где сейчас чек или сам флакон, — никто точно вспомнить не может. Тем более, что сироп от кашля как причину отравления в начале не рассматривали. И родители не связывали состояние детей с лекарством.
Поэтому вопросы адвоката подсудимых про чеки, кто, когда и сколько сиропа давал, прописывал ли сироп педиатр или родители решили сами его давать – людям, дети которых очевидно умерли от отравления, выглядят издевательством. Родители погибших детей превратились в обвиняемых, которые не могут доказать, что дело было в сиропе.
— Какой главный урок вы вынесли для себя после работы над этим проектом?
Эта история большое – напоминание о том, как в мире всё связано. Как далекие от тебя процессы постковидного рынка в Индии могут стать частью твоей истории в одну ночь.



Сообщить об опечатке
Текст, который будет отправлен нашим редакторам: