«Их голоса дают надежду»: маленькие истории на большую тему от Риты Логиновой

Интервью

Страх – первая эмоция, которая возникает при мысли о подкасте про ВИЧ. «Это важная тема» – первая мысль, которая приходит о нём же. Сложная тема – первое о чём задумываешься, когда начинаешь представлять подкаст «об этом».

На деле ничего подобного в подкасте «Одни плюсы», который создают новосибирская журналистка Рита Логинова и звукорежиссёр Глеб Лиманский, нет. Им удалось сделать 8 эпизодов, в которых говорят не «об этом», а об инфекции, которая контролируется терапией и не останавливает жизнь.

Им удалось сделать подкаст про болезнь тёплым, но не приторным, информативным, но не дидактическим. Герои переезжают из Сахалина в столицу, создают семьи, строят карьеры. Живут.

Это очень качественный подкаст, сделанный как будто бы очень просто – один микрофон, один герой в эпизоде, одна цель. Показать, что ВИЧ не обязательно про смерть, он про жизнь. «Одни плюсы» даже номинировали на премию «ТЭФИ».

Мы созвонились с Ритой, и она рассказала несколько историй про то, как создавался её проект.

Рита Логинова

Журналистка «Таких дел» и авторка подкаста «Одни плюсы»

История про пиратские диски и поиск героев 

В 19 лет я познакомилась Тасей Ланюговой – мы вместе продавали палёные диски рядом с метро. Знакомы-то в этой жизни, а вот узнали друг друга в другой. Где я – журналист, а она – руководитель ВИЧ-сервисной организации и равный консультант. Не знаю, как бы я отреагировала тогда, узнав, что у неё ВИЧ-инфекция. Но и она рассказывала только близким.

Мы снова встретились, когда у неё уже не было проблем с принятием. Она уже много лет была активисткой, которая много сил вкладывает в благополучие людей с ВИЧ-инфекцией. А у меня уже была репутация журналиста, которому не всё равно и эта тема действительно важна. Поэтому я позвала ее в выпуск.

Так первыми героями стали буквально мои друзья и коллеги, с которыми мы вместе занимаемся профилактикой ВИЧ и снижением стигмы.

История про коллег и wow-эффект

Классная штука в том, что подкаст позволил мне увидеть с другой стороны людей, с которыми я иду по жизни и которым я рассказываю про эпидемию ВИЧ в России. Подкаст – очень доверительный формат разговора. Когда делаешь текст, понимаешь, что во многом между героем, автором и аудиторией будет дистанция. В подкасте она стремительно сокращается. Человек, который рассказывает, что с ним случилось, звучит буквально у тебя в голове. И это wow-эффект. Я не очень рассчитывала на него, когда начинала заниматься подкастами. И у меня до сих пор синдром самозванца – я не могу назвать себя подкастеркой.

Именно в этом формате разговора коллеги раскрывались для меня. Они рассказывали о таких деталях своей жизни, поражающих даже меня – человека, который информирован о том, как обстоят дела с ВИЧ-инфекцией в России.

 

История про эмпатию и ярость

К счастью или к сожалению, но у меня не получается держать дистанцию от героев, достаточную для того, чтобы не переживать вместе с ними.

Когда я вижу, что люди плачут, говоря об этом, мне тоже больно. Когда слышу историю Юры, которого в Екатеринбурге послали куда подальше родители девушки, с которой он познакомился, и обвинили, что он инфицирует их дочь. Или когда слушаю историю Светы, которая много лет употребляла наркотики и из-за этого потеряла контакт со старшей дочерью…

После этих историй я иногда в какую-то ярость погружаюсь, потому что понимаю, что большая часть проблем и трагедий людей, живущих с ВИЧ, не вызваны диагнозом. Сама по себе болезнь, если ты принимаешь терапию, не страшна. Но людям отказывают в общении, разрушаются семьи, не берут на работу.

Одну из героинь моего текста «попросили» из школы. Ей сказали, что  каким бы ценным специалистом она ни была, директор не могла пойти против системы и родителей, не понимающих, что такое ВИЧ-инфекция. В итоге человек лишился работы. К этому привыкнуть очень сложно. Наверное, в моём случае даже не нужно. Потому что если это станет для меня обыденностью, с которой можно мириться, закончится вся моя работа как журналиста, как подкастера.

История про Сахалин и жалость 

Для меня важно, чтобы люди прочувствовали то, с чем сталкиваются ВИЧ-положительные люди. Потому что мне кажется, что если тебя эта боль уколола, то отложенный эффект будет в том, что ты сам источником этой боли уже не станешь. Но мне не хочется давить на жалость. Я вижу очень много достоинства и силы в своих героях, и было бы неправильно выжимать «слёзодавилку».

Там, где в историях есть очень сильные эмоции, они остаются. Но мне кажется важным держать небольшую дистанцию между рассказчиком и историей. Ровно затем, чтобы тон разговора о ВИЧ-инфекции выравнивался. Без этой новой интонации, отчасти доверительной, но взвешенной, невозможен продуктивный разговор.

Мне важно дать почувствовать, что это не неминуемая смерть, что это не бич социально выкинутых людей, что у заболевшего человека есть будущее.

Как человек без положительного статуса, я просто стою рядом и даю людям голос, возможность рассказать о вещах, которые наболели. И, мне кажется, их голоса дают надежду. Понятно, что значительная часть и ядро, которые звучат в подкасте – большая жизненная драма. Но я стараюсь на ней не замыкаться, и мои герои тоже не останавливаются в точке, где с ними случилось что-то ужасное. Мы все живём дальше.

Помню, как у меня защипало в носу, когда свою историю отношений с родным городом рассказывал Володя Гричишкин – молодой медик, переехавший из Сахалина в Новосибирск в 18 лет. Повзрослев, пожив в Новосибирске, он вернулся на Сахалин. Какое это сложное переживание: с одной стороны это твой дом, который ты покинул, и тут из родных уже тоже никто не живёт, но ты тоскуешь по нему, потому что это часть твоей идентичности, твоей судьбы. А с другой стороны, это Сахалин, построенный вокруг каторги, это глубокая российская провинция, в которой всё не очень хорошо с качеством жизни.

Вова Гричишкин в выпуске «ВИЧ в 19 и «Сахалин головного мозга» говорит:

Сахалин — это действительно абсолютная каторга. У тебя в течение всего лета серое свинцовое небо, на котором каркают вороны — и ничего. Даже воробьев толком нет. Реально постоянно летают вороны, ты выходишь на улицу в обед или утром, и все, что ты слышишь — это «кар! кар! кар!» на этой сдохшей, сгнившей глазнице. Вокруг тебя море, и ты живешь постоянно в состоянии экзистенциального кризиса…

Раньше это была сахалинская боль, была какая-то тяга вернуться, и вообще все равно было, что там грязь, вороны, мусор и атмосфера днищенства и убогости, все равно хотелось посмотреть на море, грустное и холодное, на этих ворон и вспомнить, частью чего ты являешься. Но после того, как родители оттуда переехали, стало меньше возможностей там появляться и вместе с этим ушла тяга…

И эти сложные воспоминания того, где ты жил и рос. Это же не про ВИЧ-инфекцию было, но я почти заплакала. Мне показалось, что это такая концентрированная тоска, при этом тоже не безнадёжная. Да это подкаст о ВИЧ-инфекции, но люди гораздо больше, чем эти три буквы. И я надеюсь, что мне удается показать это.

История про форму и силу звука

Каждый выпуск, который с монтажом и саунд-дизайном длится 15-30 минут – это гораздо больше работы. Это больше часа разговора, плюс работа за кадром по изучению жизни героя. Я не хотела делать выпуски просто из моих разговоров с героями. Да и возможности не было, если честно.

В Новосибирске нет подкаст студий, как в Москве или Питере. Ходить по радиостанциям можно, но сложно. А в редакции «Тайги-инфо», где я запустила этот подкаст, очень простая студия, и один работающий микрофон. И я писала героев, не рассчитывая, что в выпусках будет звучать мой голос. Это и технически сложно, и я думала, что это повредит нарративу. Хотя я люблю подкасты «НОРМ», «Бережно к себе», но мне ближе что-то вроде «Заката империи».

То, как это сделано, как это звучит, большая заслуга Глеба Лиманского. Когда я начинала, совсем не понимала, с какого конца подойти. Я всю жизнь писала тексты и никогда не работала со звуком. И я хотела найти того, кто разбирается в этом и сделает лучше меня. У меня не было предложений по тому, как это можно сделать, какое оформление можно придумать – это он всё сам. Глеб не только получает от меня готовый сценарий и делает, но и предлагает, что можно добавить/убрать. У него гораздо больше опыта работы со звуком и представления, каким будет конечный результат.

История про меру успеха

Если мерить какое-то влияние подкаста, меня очень сильно радует, что в личные сообщения в инстаграме, телеграме периодически пишут люди. О том, что у них ВИЧ-инфекция, и они слушают подкаст, и им очень помогает. Или они пишут: «У меня нет ВИЧ, я ничего об этом не знал, а ваш подкаст помог мне узнать базовые вещи про терапию, про то, что ВИЧ невозможно передать, если у человека неопределяемая вирусная нагрузка, про подходы к профилактике».

Это та значительная часть моей профессиональной жизни, в которой ещё пахать и пахать. Думаю, что остановив десять человек на улице, только двое ответят на базовые вопросы об инфекции. Подкаст оказался ещё одним способом донести информацию.

Я знаю, что не все журналисты согласны с концепцией журналистика-действие. Часть считает, что наша задача только информировать, а дальше уже должны влиять другие силы и ресурсы, чтобы ситуация менялась. Но мне кажется, что короткий мостик: прочитал/послушал-узнал-понял-принял к действию – круто, когда так получается.

Некоторые люди пишут, что какой-то выпуск дал им силы понять, что не всё кончено. И это очень важно, нет ничего лучше. Никакие номинации, никакие премии не дают такого впечатления о том, что моя работа не бесполезна, как этот фидбек.

В описании эпизодов Рита оставляет ссылку ВИЧ-сервисных НКО в России. Оставим и мы: https://human.org.ru/resource-center/hivngos/.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Предыдущее интервью
«Зажмуриться и сделать, как кажется правильным». Интервью с Алексеем Абаниным и Анной Устюжаниновой
Следующее интервью
«Осторожно: подкасты!»: как Ксения Собчак запустила подкаст-студию?
Меню
Авторизация
*
*
Регистрация
*
*
*
Генерация пароля

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: